ужинаю и слушаю радио, а там рассказывают про детей сирот, про то как их усыновляют всякие радиослушатели.
а я сижу, жру эту курицу и рыдаю.

Э?

Иногда мальчики просто ждут пока все в доме уснут, потом идут на балкон слушают Creep и пытаются поплакать, вспомнив то, что с ними происходило раньше в точно такую же погоду, когда город заворачивало чем-то полупрозрачным. Пытаются вспомнить каково это им было в том тумане, точно таком же как этот. Как это было захватывающе ездить туда сюда на такси, ничего не бояться и чувствовать, как жизнь наполняется новым смыслом. Иногда мальчикам приятно вспоминать, как они перешагивали через самих себя, занимали базы, читали умные книги и рвали на девочках одежду несколько дней подряд, хотя сами не знали зачем, просто хотелось.
Когда Creep заканчивается, мальчики пялятся на своё отражение в пузатом фужере люстры, силясь заметить в нем хоть какое-то движение, видя на самом деле просто два цветных пятна от простыни и от мальчиков.

стричься нужно и перестать носить эти уебищные штаны.
делать маски из папье маше очень заебись, лучше дудки.

"все равно все закончится довольно плохо тем более, что все плохо заканчивается, особенно хорошее))) но это не пессимистичные слова, отнюдь!"

пезды тупые пишут мне оптимистичные слова

вот так вот, с утра дунул, потом учительница похвалила, потом постоял две минуты в гардеробе с сумасшедшей красоты прибалтской женщиной.
и всё.
и сил достаточно на то, чтобы ехать два с половиной часа по пробкам домой. Опять боятся всю зиму, что отморожу пальцы на ногах. Сначала читать спрятав ручки в рукава, а потом, когда троллейбус испустил дух, встал и выключил свет, шмыгнуть прямо в гущу девяносто пятого. Любое скопление людей сразу начинает вонять табаком, потом и ссаниной, в этот раз ещё немного пахло холодной борисоглебской тушенкой. Все мнутся и ворчат, разные бабы, все время пытаются всунуть мне свою жопу в ладони, очки у входящих потеют, деньги текут не в ту сторону, чья-то борода дышит на меня перегаром, а локти, локти, локти... повсюду локти.
на стекле нарисован дракон, ла-ла-ла. С угла окно оттаяло в форме печени, орлы врываются через форточки... клевать.

все уже охуели

я ненавижу москву
я видел там аппарат для продажи красной икры.
такой же как тот, что продает кофе, только для икры.
я ненавижу москву.

Все началось. Я просто спал и видел сон как мы в огромном кирпичном поезде едем куда-то на север, мужчина с водкой в руке печально смотрит на бесснежный пейзаж и произносит: «Воронеж, ебаный полигон, ещё полгода на весь центр топить будем». Я просыпаюсь и иду испугано курить.
Все началось под Рязанью, 2 прекрасных минуты моей жизни в креслах поезда и на сиденьях унитаза. Вы когда-нибудь откусывали кусок от пипетки? «Есть только сейчас и что с того, что сейчас я умру?» Провод исполняет мне пинкфлойд, у него выходит лучше всех, он широко раскрывает и закрывает свой проводной рот, попадает в ноты и несет этим тайный смысл, неуловимый. Рязанский цикл, рязанский вальс.
Все началось на казанском, там кто-то украл мои ноги.
В тот момент когда музыки стало слишком много, женщины стали падать на пол, а мужчины задыхаться в волнах солидарности, кажется, наступило самое хорошее время, но делать что-то с этим было уже бесполезно. Поэтому мы отнесли всё домой и пошли в гости к индейцу, где я узнал, что у меня нет друзей, веры, храбрости, цели, стержня, достоинства, потенциала, гордости, силы… и ни слова о добре и любви, за которых я раньше держался. Настоящие индейцы видимо таким не увлекаются.
Дальше больше, холоднее, быстрее, бессмысленнее.
Я сижу на скамейке с глупой мертвой лилией на коленях, посыпаю её пеплом и смотрю на то как продавщицы и женщины мент ходят ссать в грязные синие кабинки.

Дальше больше, нам всем надо уехать в резервации, где нужно просто находится.

Дальше больше, я сам съем твою марку.

Дальше больше, я надменный долбоеб без смысла жизни.

у гуфа машина как у папы.


и вообще.
грустно так. поеду завтра на концерт послушаю макулатуру и может быть что-нибудь произойдет.