Я помню, как нам рассказывали о боге в начальной школе. Сейчас мне непонятно как они могли допускать такие речи при детях, это жестоко. К нам приходила дама с необъятной талией и труднопроизносимым именем и пересказывала разные истории из писания. Мне все было очень понятно и ужасно нравилась эта зарождающаяся уверенность в том, что есть четкие инструкции «как быть хорошим». Я начал ходить в церковь и воскресную школу, хотя мою семью трудно назвать религиозной. Я просто чувствовал, что делаю что-то абсолютное верное. Там я медленно начал понимать какими убогими людьми окружены религиозные культы. Воскресная церковь располагалась в подвале храма. Стены, выложенные из крупного камня, делали помещение похожим на средневековое. Там собирались плохо одетые дети и их родители, уродливые девочки в очках и косынках, какие-то инвалиды, старики и толстые женщины. Программа была почти той же что в школе, но атмосфера была сильно испорчена присутствием всех этих странных людей. Они выглядели совсем не так как те люди, которых я встречал каждый день в своей обычной жизни. Мои повседневные люди были наполнены смыслом, в их лицах можно было что-то вычитать. Эти же были все одинаковых пастельных тонов, с сизыми как будто бы высосанными лицами, на которых не отражалось ничего кроме робкой, слегка идиотской благости. Все там разговаривали нарочито тихо, как будто то перешептывались на службе. У нас были тетрадки с иконами и глянцевыми листами, выглядели очень красиво, но писать в них было невозможно, листы были скользкими и проминались под ручкой. Богородицу на обложке полагалось вырезать и поставить на видное место после того как тетрадка закончится, просто так выбросить её было бы богохульством, нам это сразу объяснили. Записывать ничего не нужно было, поэтому тетради являлись скорее корпоративным сувениром, некоторые малыши в них рисовали картинки по мотивам библейских историй.
Потом все поехали на православную турбазу отмечать рождество. И там все стало решительно уныло. Православный дед мороз подарил мне зеленый маркер и строго настрого запретил писать на стенах, что-нибудь типа «Спартак Чемпион». Я приехал домой и тут же написал в подъезде «спартак чемпион», хотя даже не до конца понимал, что это значит. Больше я на стенах никогда не писал. И в школу воскресную ходить не стал. Потом ещё в бассейне крестик потерял и в бога перестал верить.